Сыновья господина Торвила
Однажды утром к дому часовщика пришел высохший, немощный старик. Видимо, он был тяжело болен — все задыхался и без конца закатывал глаза. Оперевшись на косяк двери, он слабо постучал в нее. Когда Торвил открыл дверь, старик тихотихо, из последних сил обратился к нему:
— Здесь ли живет мудрейший под луной и искуснейший властитель часовых механизмов господин Торвил? Да будет благословенно его имя в веках…
— Да, это я, — удивленно ответил часовщик, не привыкший к подобному обращению в свой адрес. — Что вам угодно?
— Здравствуй, глубокоуважаемый мастер, — еле прошептал старик. — Я молю тебя о помощи.
— Вы, видно, тяжело больны, поэтому побудьте пока у меня, а я позову лекаря. Проходите в дом, я помогу.
— Нет, нет! Лекарь мне не поможет. Нужно срочно починить часы. Я заплачу столько, сколько ты пожелаешь.
Старик повел Торвила в гостиницу. В номере, где он остановился, лежал ящик, а в ящике большие напольные часы, да такие необычные! Действительно, на них было несколько циферблатов с непонятными значками и надписями, выполненными древней арабской вязью, а отлитый из золота корпус имел вид города с множеством мечетей и дворцов — это была очень тонкая работа. Кроме того, каждое окошечко в каждом из зданий могло открываться, при этом из него высовывалась или человеческая фигурка, или какая-нибудь крохотная золотая зверюшка.
Мастер тут же принялся за работу, а старик прилег на постель — видно, ему и в самом деле было плохо.
— Может быть, все же позвать лекаря? — спросил часовщик.
— Нет! — упорствовал старик. — Нужно чинить часы.
Несмотря на свой многолетний опыт, Торвил с трудом разобрался в сложном механизме, а владелец часов все торопил и торопил:
— О несравненный мастер, о мудрейший из мудрейших, о великий благодетель и спаситель! Умоляю тебе, почини часы, иначе я умру.
Голос его звучал все тише и тише, вот он уже закрыл глаза, замолчал и
Лишь изредка вяло и беззвучно шевелил губами.
Но, наконец, неисправность была найдена — чуть-чуть сместился один из драгоценных камней, служивших опорой осям шестеренок. Торвил легко устранил дефект, часы вновь пошли, а их владелец буквально на глазах начал приходить в себя. Он несколько раз глубоко вздохнул, медленно встал с постели и открыл глаза. Тут же он стал наливаться силой, лицо его помолодело, на щеках заиграл румянец, седые волосы почернели и завились кудрями.
С лучезарной улыбкой он подошел к мастеру, громоподобно расхохотался и обнял его за плечи, да с такой силой, что у того чуть было сердце не остановилось.
— О великий исцелитель, я обязан отблагодарить тебя! Скажи, сколько я должен за твои труды? Не стесняйся, назови любую сумму.
— Да мне, вроде бы, денег и так хватает, — ответил часовщик — он догадался, что его необычный клиент — колдун, и побоялся брать с него деньги.
— То есть как хватает?
— Да мне много не надо — я же один живу…
— Совсем один?
— Да, один. Вот только двое котят у меня. Одного зовут Эмиль, а другого — Эрик.
— Эмиль и Эрик, — задумчиво произнес владелец часов. — Прекрасные имена… Но все же, как мне отблагодарить тебя? — снова спросил он и вдруг вытаращил глаза — видно, в голову ему пришла какая-то идея. — А хотелось бы тебе иметь детей?
— Да что там! Поздно мне жениться, — ответил часовщик. — Так и умру один.
— Нет! Будут у тебя детки, будут! Знай, что Гаррат не обманет тебя! Садись-ка в это кресло, закрой глаза и думай о своих прекрасных крохотных, пушистых котятах. А потом увидишь, что получится.
Пока Торвил сидел в кресле, колдун открыл на корпусе часов маленькое окошечко, из которого тут же высунулась крохотная кошачья голова. После того как маятник совершил семь колебаний, окошечко само захлопнулось.
— Все, мой благословенный друг! Иди, тебя ждут сыновья! — воскликнул Гаррат и вновь расхохотался, да так громко, что прохожие на улице остановились и с удивлением, а кто и с испугом смотрели на окна гостиницы.
Торвил попрощался со своим необычным клиентом и хотел было отправиться домой, но тот остановил его и доверительным, вкрадчивым тоном предложил:
— А деньги-то возьми — теперь они тебе пригодятся.
Тут он протянул вперед правую руку и, издав резкий, гортанный звук, сжал кулак — и вот он держал туго завязанный мешок, полный золотых монет. Затем протянул левую руку и точно так же, из ничего, сотворил второй мешок золота.
— Бери! Они твои. И помни щедрость Гаррата.
— А как же я донесу их? — спросил часовщик. — Мне это просто не по силам.
— Донесешь без труда, о мой чудеснейший исцелитель, это не простые мешки. Возьми их в руки и убедишься, что Гаррат говорит правду.
И в самом деле, Торвил легко поднял оба мешка. Выходя из гостиницы, он вновь услышал громовой смех своего клиента и подумал: «Вот уж колдун так колдун — столько золота откуда-то взял. К тому же он сказал, что теперь у меня будут дети. Только где я их встречу и как узнаю?»
Он приближался к своему дому. Подойдя к двери, поставил мешки у порога, достал из кармана ключи, как вдруг услышал доносившиеся из прихожей мальчишечьи голоса:
— Эрик, когда же папа придет? Так есть хочется!
— А ведь и правда, Эмиль, я тоже не наелся. Целое блюдечко каши съел, но совершенно голоден.
— Ну ничего, вот вернется, покормит нас, тогда пойдем на улицу. Там столько деревьев — есть где полазить.
— А сколько там карнизов да черепичных крыш — вот бы где погулять. «О господи, неужели там дети? — поразился часовщик. — Эмиль и Эрик —
Это же имена моих котят… Получается, что Гаррат и в самом деле не обманул меня!» От волнения он запутался в ключах, но, наконец, открыл дверь и тут же попал в объятия двух мальчишек, крепышей лет семи-восьми.
— Папа, папочка, — наперебой затараторили они, — наконец-то ты пришел. Мы есть хотим!
Торвил в полном смятении уронил ключи, позабыл о мешках с золотом — не так-то просто сразу ощутить себя отцом. В горле у него пересохло, голова шла кругом, он окончательно растерялся и никак не мог сообразить, что же ему сейчас делать. «Они голодны! — наконец дошло до него. — Господи милостивый, что же я стою на месте?» Тут он приготовил обед, накормил детей, а после обеда пошел с ними гулять. С этого дня его жизнь совершенно изменилась — она приобрела новый смысл.
Шло время. Дети подросли, настала пора учиться какому-нибудь ремеслу. Эрик любил все яркое, блестящее и поэтому пошел в обучение к мастеру-витражисту. До чего же интересно было в мастерской! В специальных печах выплавлялось стекло, в него добавляли различные красители, а потом отливали разноцветные вставки для секций витражных рам. Узорчатые рамы мастер заказывал в кузнечном цехе.
А Эмиль в силу своего характера считал работу со стеклом несерьезной, даже легкомысленной, поэтому пошел учиться в кузнечный цех. «Что такое стекло? — рассуждал он. — Уронил и — дзинь! — нет его. Другое дело — железо или медь. Одним словом, металл есть металл».
Братья прилежно учились, а через несколько лет, овладев своим ремеслом, основали собственную витражную мастерскую. Эмиль выковывал узорчатые рамы, а Эрик работал по стеклу. Братья любили свое дело, для которого требовались и трудолюбие, и мастерство, и фантазия. Действительно, не так-то просто изготовить витраж: вначале нужно придумать сюжет, подготовить эскиз, разделить его на секции, подобрать для них цвета, а уже потом исполнить весь замысел в стекле и металле. Эрик был большим выдумщиком. Он никогда не применял плоские стекла, а отливал их или выпуклыми, или вогнутыми, или волнистыми, что позволяло создать игру света, которая приковывала взгляд всякого зрителя, даже простого прохожего, случайно взглянувшего на окна, украшенные витражами.
Самое трудное, считал Эрик, это подобрать цвета стеклянных секций, ведь их правильное сочетание и позволяет воссоздать свойственную для природы гармонию. В этом деле ему помогали имевшиеся в доме драгоценные камни. С разрешения отца он отобрал около тридцати камней разных цветов и оттенков, часто раскладывал их на столе, задумчиво менял местами, стараясь найти новые, оригинальные комбинации, создающие яркую и выразительную игру света. Эти камни он всегда носил с собой, хранил их в кожаном мешочке, спрятанным во внутреннем кармане куртки.
А часовщик, глядя на своих сыновей, от души радовался их каждому новому успеху, гордился ими и не раз с благодарностью вспоминал колдуна Гаррата, одарившего его такими прекрасными детьми.