Неожиданное знакомство
Весенняя безлунная ночь.
Я выхожу из лесного кордона и сразу же погружаюсь в непроглядную тьму. Но дорога мне хорошо знакома.
Я уверенно спускаюсь в низину, перехожу дощатый мостик через ручей, выбираюсь на пригорок и иду дальше по лесной дороге.
Иду, руководствуясь вовсе не зрением, а догадываясь об окружающей меня местности по различным звукам и запахам.
Вот в стороне от дороги слышится вкрадчивое, еще негромкое урчание лягушек. Значит, я прохожу мимо заболоченной низины. А дальше пойдет сосновая грива.
Как славно запахло смолой! Под ногами чувствуется не грязь, а сухая земля — песок. За сосняком начинается березовое мелколесье.
Легкий ветерок доносит горьковатый и очень приятный запах набухающих, готовых раскрыться почек.
О том, что кругом мелколесье, я догадываюсь еще по легкому шуму при каждом порыве ветра. Так тихо, едва слышно могут шуметь только очень молодые верхушки деревьев.
Мелколесье кончается.
Я — на большой поляне. Теперь мне надо найти здесь мой шалаш. Его я смастерил еще накануне днем, сделал из таких же тоненьких, срубленных мною березок. А все щели между ветками аккуратно заткнул клоками старого сена. Оно валялось тут же, подле кустов.
Наконец я ощупью нахожу шалаш и забираюсь внутрь. Входное отверстие я тщательно заделываю ветками и клоками сена.
Вот теперь хорошо. Теперь я могу спокойно сидеть в своей засаде и ждать рассвета.
На утренней зорьке сюда, на поляну, обязательно прилетят черные лесные петухи — тетерева. На это место они собираются каждую весну, чтобы попрыгать, погоняться друг за другом, помериться силами и громкой, задорной песней возвестить на весь лес о начале весны.
В моей засаде они меня не заметят, и, когда хорошо рассветет, я сумею застрелить одного, а может, и парочку краснобровых лесных красавцев.
А пока до рассвета можно и подремать немного. Но дремать не приходится: ночью лес полон самых различных звуков. То филин заухал; то, свистя крыльями, пронеслась стая уток, а вот тоненьким голоском не то заржал, не то заверещал заяц. Только ранней весной и можно услышать голос этого робкого, молчаливого зверька.
Ночью весенний лес не замолкает ни на минуту. Ухо невольно ловит все эти странные, полные таинственной прелести звуки. Слушаешь их и стараешься угадать, кому из лесных крылатых или четвероногих обитателей они принадлежат.
Но, чу, где-то высоко в небе послышался негромкий, протяжный звук, будто там, в вышине, заблеял барашек. Это взлетел над болотистой низиной и затоковал бекас. Значит, скоро рассвет. Нужно устроиться поудобнее, положить рядом ружье и сумку с патронами, чтобы все было под руками.
Только я закончил необходимые приготовления, и вдруг возле самого шалаша как зашипит кто-то: «Чуф-шшш…» Помолчал немного и снова: «Чуф-шшш…» Вот он, желанный гость, — старый тетерев-токовик первым пришел пешком на поляну и первым еще до света подал голос тетеревиному сборищу, или току, как его называют охотники.
В ответ на призыв старого токовика из разных концов леса донеслось громкое чуфыканье. Тетерева начали слетаться на место тока.
Тяжелые, крупные птицы садились вокруг моего шалаша. Я слышал их, но ничего не мог разглядеть в серой предутренней мути. Задорное чуфыканье раздавалось с разных сторон. С громким хлопаньем крыльев тетерева подскакивали и перелетали с места на место. Потом они замирали и заводили звонкую воркующую трель: «Уру-ру-ру-ру… уру-ру-ру-ру…» Казалось, что вокруг меня переливаются и журчат невидимые весенние ручейки. Затем снова раздавалось чуфыканье, хлопанье крыльев и поднималась какая-то возня: раззадорившиеся петухи начинали веселую потасовку.
С каждой минутой становилось светлее. Теперь вся поляна казалась наполненной туманной серой мутью, и среди нее, то появляясь, то исчезая вновь, бегали, прыгали и перелетали с места на место какие-то темные силуэты.
Хорошо я их еще рассмотреть не мог, но твердо знал по прошлому опыту, что это тетерева.
Еще посветлело. Я уже ясно начал различать отдельных петухов. Они распускали лирой свои черные, на белой подкладке хвосты и, припав к земле, долго монотонно ворковали.
А вон в стороне, у куста, с громким чуфыканьем сходятся два лесных драчуна. Подступают друг к другу все ближе, ближе, сейчас сцепятся.
Я направил на них ружье, чтобы одним выстрелом взять сразу пару тетеревов. Но тут что-то случилось. Все тетерева разом сорвались с поляны и исчезли в лесу. Кто же спугнул их? Неужели еще какой-нибудь охотник подкрадывается к токовищу?
Легкий треск сучьев заставил меня обернуться и поглядеть в сторону.
Из кустов на поляну выбирался кто-то на четвереньках. Охотник? Да нет, это вовсе не человек, а какой-то зверь. Медведь! Вот он совсем вылез из-за веток, а следом за ним выскочили два медвежонка. В первую минуту мне сделалось как-то не по себе. Ружье заряжено дробью на птицу, и ни одного пулевого патрона. Но тут же я устыдился сам себя: «Какой же ты после этого натуралист, если испугался зверя в лесу, да еще какого зверя — самого трусливого! Ведь только свистни — его уж и след простыл».
Так, подбадривая себя и держа на всякий случай ружье наготове, я следил из своей засады за косолапой Семейкой. Между тем мамаша с детьми вышли на полянку и занялись своими делами. Медведица начала разламывать лапами старые, трухлявые пни, засовывала морду в труху и, очевидно, выбирала оттуда разных жуков и личинок, а медвежата бегали возле матери, гонялись друг за другом и боролись, как толстые, неповоротливые щенки.
Потом один из них подбежал к матери и стал тоже тыкаться мордой в труху. Тем временем другой медвежонок отправился бродить по полянке.
Вдруг он остановился как вкопанный: очевидно, что-то заметил на земле.
Мне было очень интересно узнать, что именно увидел малыш, но я ничего не мог разглядеть.
Вот мишка приподнимается на дыбки и вперевалочку делает шаг, другой к заинтересовавшему его предмету. Потом снова опускается на четвереньки и осторожно, с опаской тянет лапу вперед. Тронул что-то и скорее отдернул лапу прочь.
Стараясь не хрустеть сучками, я привстал, взял лежавший рядом бинокль и поглядел в него.
Ну и потеха! Перед медвежонком на земле сидит большая лягушка. Она, видно, только недавно очнулась от зимней спячки — сидит вялая, полусонная. Медвежонок тянет к ней лапу. Лягушка делает в сторону небольшой скачок. Мишка принимает это за игру. Он тоже неуклюже подскакивает вслед за лягушкой. Так они добираются до ближайшей лужи. Лягушка прыгает в воду, медвежонок сует туда лапу, отдергивает, трясет ею и с удивлением смотрит, куда же девался его новый приятель.
Постояв в недоумении возле лужи, медвежонок нехотя отходит и бредет дальше, прямо к моему шалашу. Он уже всего в каких-нибудь пятнадцати двадцати шагах.
Я не могу оторвать глаз — до чего он хорош! Такой с виду мягонький, толстый, неповоротливый… Хочется взять его и потискать, побороться с ним, как с кутенком. Даже не верится, что это вовсе не дворовый щенок, а лесной дикий зверь.
Он подходит ко мне еще ближе. Это уже не совсем хорошо: ну-ка заметит меня, испугается и закричит. Тут мамаша может броситься на защиту.
Конечно, по теории, медведя легко отпугнуть, но ведь одно дело теория, а другое — опыт «на собственной шкуре».
Я пробую пугнуть непрошеного гостя — еле слышно щелкаю пальцем по биноклю.
Медвежонок мигом услышал. Вот какой слух! Он поднимается на дыбки и пытается заглянуть в шалаш. Наверное, он уже заметил меня, только не может понять, кто это сидит за ветвями.
Любопытство его разбирает. Он наклоняет головку то в одну, то в другую сторону. Какая плутоватая у него мордочка! Ни дать ни взять, озорной мальчишка! Кажется, сейчас скажет: «Дяденька, ты что тут делаешь?»
Постояв немного, медвежонок неуверенно делает шаг, другой в мою сторону.
Нет, это уж слишком. Так, пожалуй, он и в шалаш ко мне заберется. Пора кончать игру.
— Кши ты! — И я захлопал в ладоши.
Эффект получился полный. Медвежонок рявкнул, чуть не перекувыркнулся через голову и со всех ног кинулся к матери.
В один миг вся семейка исчезла в кустах.
Я тоже выбрался из шалаша. Вот и конец охоты. Значит, придется домой возвращаться без дичи, пустым.
Ну и что же? Неужели такое знакомство в лесу не стоит убитого тетерева?
Конечно, стоит.