Тетеревиная косточка

Мне посоветовали съездить за зайцами к старому леснику Егору Ивановичу, и я, не теряя времени, после работы отправился на охоту.

Под утро я уже был в лесной сторожке, среди векового леса, за много километров от людского жилья.

Егор Иванович принял меня очень радушно.

— Вот только старухи моей дома нет, — огорчился он, — в деревню к сестре ушла. Ну, да мы и без нее управимся.

Он быстро согрел самовар, и мы уселись пить чай.

Я расспрашивал старика об охоте, о том, много ли зверя и птицы водится в этих лесах.

— Много, всего много, — приветливо отвечал хозяин.- А ты что, только дичью интересуешься или вообще до нашего лесного житья-бытья охотник?

— То есть как это? — не понял я.

— Да ведь охотники разные бывают, — пояснил старичок. — Одни хотят настрелять побольше, а другие — в лесу побывать, полюбопытствовать, как он растет, какие звери, птицы в нем водятся.

Егор Иванович помолчал и добавил:

— Вот я, к примеру, большой охотник до леса. Иду по нему, а сам ко всему приглядываюсь — где какой следок, где царапину на стволе увижу или шерсти клочок, перо какое-нибудь на земле запримечу… Глядишь на эти лесные приметки, а сам разгадываешь, кто из зверей или птиц здесь побывал, что делал, куда на дневку убрался. Пройдешь утречком по лесу — про все лесные дела узнаешь, будто свежую газету прочтешь. Это ведь тоже охота — в лесной грамоте уметь разобраться.

— Ах, вот ты про какую охоту говоришь, — сказал я. — Меня это все очень интересует. Даже больше, чем дичь застрелить.

— Ну, тогда мы с тобой сразу поладим! — весело ответил лесник. — А то я, признаться, побаивался, что ты всех моих зайцев зараз перебьешь, а на лесок-то и не посмотришь.

Мы допили чай и, одевшись, отправились на охоту.

Егор Иванович шел впереди, приглядываясь к разным следам и следочкам, которыми был исчерчен весь снег.

— Ишь, сколько петель здесь понапутала!-указал он на след, похожий на кошачий, только поменьше.

След действительно петлял вокруг лесной дороги, по которой мы шли.

— Это ночью куница набегала, — пояснил старик. — Вчера по дороге сено из леса в деревню возили, натрусили семян, стебельков разных. Вот мыши за ними сюда и пожаловали, а куница — за мышами. Только что-то у нее охота, видно, не получилась,- добавил Егор Иванович.

— Почему ты думаешь? — спросил я.

— А если бы она мышей наелась, — отвечал лесник,- не стала бы зря снег месить. Живо бы куда-нибудь в дупло залезла — и на боковую.

След куницы неожиданно резко свернул с дороги. Он повел прямиком на лесную поляну, окруженную молодыми березками.

— Ишь, куда стрельнула! — сказал старик.- Видно, что-то там заприметила али учуяла кого. Надо пойти взглянуть.

Мы тоже свернули с дороги и, пройдя несколько шагов, увидели на чистом снегу черные перья, пух и растерзанного тетерева.

— Вот кого она учуяла, — сказал Егор Иванович, поднимая с земли оторванное крыло. — Значит, вечером тетерева здесь на березах кормились, а потом в снег на ночь залезли. Семнадцать штук было, — добавил он, сосчитав пустые углубления в снегу.

Егор Иванович вынул из кармана перочинный нож, быстро обрезал им с тетеревиного крыла мясо, перья и бросил их; а косточку прочистил внутри тоненьким шильцем и спрятал в сумку.

— Зачем тебе? — удивился я.

— А кто знает, может, и пригодится, — ответил лесник.

Мы снова вышли на дорогу и отправились по ней дальше, пытаясь найти свежий заячий след. Но желанного следа все никак не попадалось.

Мы уже подходили к лесной опушке. Впереди между стволами деревьев виднелся просвет укрытого снегом поля.

Вдруг Егор Иванович остановился и поманил меня к себе. Я осторожно подошел.

— Вон лиса на поле мышкует, — тихо сказал лесник.

Действительно, невдалеке от опушки леса по полю бегала лисица. Она как будто играла: то приостановится, то приляжет, а потом — прыжок и уткнется мордой в снег. На белом снегу она была очень красива со своим огненно-рыжим мехом, с пушистым, раздутым трубою хвостом.

Стараясь не шевелиться, я любовался этим ловким, нарядным зверем и, увы, напрасно сжимал в руках бесполезное ружье. До лисы было не менее трехсот шагов. На таком расстоянии дробовое ружье убить не может.

Неожиданно Егор Иванович, сделав знак, чтобы я следовал за ним, опустился на снег и пополз к густому дубовому кусту, который виднелся впереди нас на опушке.

Я полз за лесником. Снег был влажный, мягкий. Совсем не шуршал, но зато, попадая в рукава или за ворот, он тут же таял. Это было очень неприятно. А главное, я не понимал цели нашего «путешествия». Зачем нужно ползти к кусту? Предположим, мы доберемся до него так, что лиса нас не заметит. Но ведь от куста до лисы все-таки далеко, стрелять невозможно. Что же, мы будем лежать в мокром снегу и ждать, не подбежит ли случайно лиса к нам на выстрел?

Наконец мы добрались до куста и залегли. «А дальше что будет?» — подумал я.

— Сейчас мы ее, голубушку, подманим, — прошептал мне на ухо Егор Иванович.

Он очень осторожно слазил рукою в сумку и достал оттуда наш завтрак. Я недоумевал: неужели же он собирается подманить лису копченой колбасой?

Но Егор Иванович отщипнул только крошечный кусочек хлеба и начал усиленно мять его в руках, а весь бутерброд он так же осторожно спрятал обратно в сумку. Размяв получше кусочек хлеба, сделав из него шарик, Егор Иванович достал из сумки тетеревиную косточку и залепил ее с одного конца хлебом. Потом он проткнул залепленное отверстие тонкой соломинкой.

Закончив свое изделие, Егор Иванович шепнул мне, чтобы я приготовился стрелять. Сам же он взял косточку в рот и слегка подул в нее. Раздался тонкий

Писк, будто запищала мышь. Старик подождал немного и пискнул погромче.

В ту же секунду лиса насторожилась и замерла на месте, чутко прислушиваясь.

Снова раздался мышиный писк. Лиса сделала прыжок в нашу сторону и легкими скачками помчалась прямо к лесной опушке.

Вот она уже в сорока, в тридцати шагах…

Я осторожно приподнимаю ружье. Но стрелять лежа неудобно, обязательно промахнусь.

«Э-э-э, будь что будет!» Я вскакиваю во весь рост и вскидываю к плечу ружье.

От неожиданности лиса делает в воздухе замысловатое сальто и потом, прижав уши, во весь дух пускается наутек.

Я целюсь. Выстрел. Лиса, кувыркнувшись, падает в снег.

Перегоняя друг друга, мы бежим к добыче.

— Хороша! Очень хороша! Как огонь горит! — любуется старичок лежащим на снегу огненно-рыжим зверем. — Ну, поздравляю с удачной охотой, — говорит он мне.

И вдруг, будто вспомнив о чем-то, торопливо идет обратно к кусту.

— Куда ты? Или потерял что? — спрашиваю я. Егор Иванович, не отвечая, старательно ищет что-то в снегу.

— Нашел! — радостно восклицает он, вынимая из снега затерявшуюся тетеревиную косточку.

Я вполне понимаю радость моего приятеля и тоже разделяю ее.

Ведь для нас это не простая косточка. Сколько лесных происшествий связано с ней!

Егор Иванович идет ко мне. Он весь в снегу, даже усы и борода покрыты белой сверкающей пылью, а на шапке — целый сугроб. В эту минуту он кажется мне вовсе не лесником, а сказочным дедом-морозом. В руках он держит крохотную волшебную дудочку-манилочку. Заиграет в нее и начнет подманивать диких лесных зверей.

— Вот тебе на память, держи, — говорит «дед-мороз», протягивая мне свою дудочку-манилочку. — Береги ее,- добавляет он, — да запомни, что в лесу на охоте и тетеревиная косточка иной раз может пригодиться.