Ястреб и крестьянский сын

Охотилея раз крестьянин и увидел большущего ястреба, выстрелил в него, да не попал. Ястреб только отряхнулся — и ни с места. Выстрелил во второй раз — то же самое. Выстрелил в третий раз — ястреб перья распушил, налетел, схватил охотника за голову, занес высоко в небо и отпустил — пусть падает. Однако не долетел тот самую малость до земли, как ястреб подхватил его и, осторожно опустив на землю, спрашивает:

— Ну как, страшновато было?

— Ох, и набрался же я страху! — отвечает крестьянин.

— Вот так же и мне страшно было, когда ты стрелял в меня.

Тут ястреб опять схватил крестьянина за голову, унес под облака и опять отпустил. Только не успел тот до земли долететь, как ястреб подхватил его и, осторожно опустив на землю, спрашивает:

— Ну как, страшновато было?

— И сказать не могу, как страшно!

— Вот так же страшно было и мне, когда ты стрелял в меня.

В третий раз схватил ястреб крестьянина за голову, унес под облака и отпустил. Но не успел тот до земли долететь, как подхватил его ястреб и, осторожно опустив на землю, спрашивает:

— Ну как, все еще страшно было?

— Так страшно еще не было! — дрожа, ответил крестьянин.

— Вот и мне было так же страшно, когда ты третий раз стрелял в меня. Ну да знаю, такое уж дело охотничье — стрелять, поэтому прощаю тебя. А ежели хочешь разбогатеть, то корми меня три года: первый год — яйцами и курами, второй — бараниной, третий — телятиной и говядиной.

Ладно. Согласился крестьянин и кормил ястреба три года.

Посадил ястреб кормильца своего на крылья и понес. Летел, летел с ним, то ли полдня, то ли дольше, потом вдруг кричит:

— Погляди-ка, кормилец мой, вон туда! Видишь, какое там сияние?

— Да как не увидеть!

Хорошо, коли видишь; а неохота ли тебе поесть?

— Как неохота!

— Хорошо, коли охота! — ответил ястреб, тотчас опустился подле того сияния и говорит:

— Тут моя сестра живет, заходи в дом, проси поесть и проси райчук!

Заходит крестьянин в дом, просит Ястребову сестру накормить его — накормила; просит райчук — райчук не дала, ответила на это так:

— Брат хорош, а райчук и того лучше!

Ничего ястреб на такой ответ не сказал, а велел крестьянину опять садиться на него и лететь дальше. Летели, летели, не то полдня, не то дольше, как вдруг ястреб спрашивает во второй раз:

— Погляди, видишь, какое там сияние?

— Да как тут не увидеть!

— Хорошо, коли видишь; неохота ли тебе поесть?

— Как неохота!

— Хорошо, коли охота! — ответил ястреб, опустился на землю подле сияния и говорит:

— Тут моя средняя сестра живет, зайди, проси поесть и проси райчук!

Заходит крестьянин в дом, просит Ястребову сестру накормить его — накормила; просит райчук — райчук не дала; ответила на это так:

— Брат хорош, а райчук еще лучше!

Ничего ястреб не сказал и велел крестьянину опять садиться на него верхом и лететь дальше. Летели, летели, то ли полдня, то ли дольше, попадается им огненная река — огонь до неба достает. Вывалялись ястреб с крестьянином в жидкой грязи — насквозь промокли и пролетели сквозь пламя, только чуть опалились. Промчались через огонь, а за ним — дом младшей ястребовой сестры. Зашел крестьянин, попросил еды, попросил райчук; младшая сестра отвечает:

— Райчук хорош, а брат и того лучше! — и дала ему такую вещицу, вроде яйца.

Вот крестьянин с ястребом опять в грязи вывалялись и помчались обратно — сквозь огонь. Мчались, мчались — вдруг ястреб и спрашивает, неохота ли есть?

— Как неохота!

Тогда велит ястреб открыть райчук. Как открыл — оказался там целый город с едой и питьем, со всем, что бывает в городе; только людей в городе не было.

Напились они, наелись, закрыли райчук и отправились дальше. С полдня пролетели, ястреб спрашивает, не узнает ли он родную сторонку?

— Вроде бы узнаю, да не совсем! — ответил крестьянин. Пролетел ястреб еще с полдня и опять спрашивает, не

Узнает ли родную сторонку?

— Теперь узнаю! — отвечает крестьянин.

Пролетел ястреб еще с полдня и опять спрашивает, не узнает ли родную сторонку?

— Теперь уж ни за что не заблужусь! — ответил крестьянин.

Опустил тут ястреб крестьянина, подарил ему райчук, да наказал, чтобы не раскрывал его до тех пор, пока домой не придет.

Ладно. Взял крестьянин райчук и пошел домой. Шел, шел до тех пор, пока в лесу не заблудился. Плутал день, другой, третий — проголодался, и заставил его голод раскрыть райчук. Как открыл райчук, так мигом — только деревья затрещали — явился город с едой и питьем, со всем, что бывает в городе; только людей в нем не было ни души. Наелся он, напился и хотел закрыть райчук, да зря старается — ничего у него не выходит, — как стоял город, так и стоит. Что делать-то? Смекнул, худо его дело, и давай горевать, даже заплакал.

Вдруг явился старичок и молвит:

— Отдашь мне то новое, что дома тебя поджидает, — закрою райчук и дорогу покажу.

Хочешь не хочешь, а пришлось посулить.

Тогда старичок, а это был черт, собрал райчук и отвел крестьянина домой. А дома жена крестьянина родила сына. Теперь и райчук есть и все, вот кабы еще сын не был черту обещан!

Раскинул крестьянин подле дома райчук и зажил с женой и сыном в полном довольстве. Вот подрос сын и говорит отцу:

— Пора мне и к черту явиться, раз обещан я ему! Отец молчит — коли надо, так надо — сам помнит свое

Слово. Пошел сын, но на первом пригорке встретил он старичка; спрашивает тот, куда сын путь держит.

— Незачем тебе знать! — гордо отвечает сын и идет своей дорогой.

А старичок кругом обошел и снова идет сыну навстречу, только обличье изменил, и спрашивает:

— Куда, сынок, идешь?

— Незачем тебе знать! — отвечает ему сын и идет своей дорогой.

Тогда старичок в третий раз кругом обошел и снова, обличье изменив, идет навстречу сыну и спрашивает ласково:

— Куда ты, сынок милый, идешь?

Рассказал сын все: откуда идет, куда идет. Старичок и говорит:

— Хорошо, что от меня не таишься! Пойдешь лесом — найдешь озеро; спрячься около него, потому что туда придут купаться семь уток; когда они выкупаются и уйдут, то придет еще одна — попробуй украсть у нее одежу. Одежу украдешь — жди, пока утка придет просить ее обратно;

Только смотри запомни — ежели утка скажет: «Милый отец!», то не отдавай; ежели скажет: «Милый братец!», тогда отдай.

Ладно. Пошел сын к озеру и спрятался. Вскоре приходят семь уток — искупались, оделись, ушли. Потом приходит одна — разделась, зашла в озеро. Сын потихоньку подполз и забрал одежу. Вышла утка из озера, огляделась, бедняжка, и говорит: «Милый братец! Отдай мою одежу!»

Сын тут же и отдал. Оделась утка, обернулась девицей и пошла в свою избушку, а сын пошел вместе с ней и пробыл у девицы в избушке до вечера. Неподалеку от избушки было чертово жилье, и вечером сыну — хочешь не хочешь, — а надо идти к черту. Пришел к черту — черт надавал разных дел, с которыми надо было за одну ночь управиться: вскопать землю, посадить яблоню, вырастить до утра яблоки и принести черту, когда он проснется.

Перепугался сын, пошел к девице и рассказал ей про свое горе. Девица ему в ответ:

— Не печалься, ложись спать, я со всем управлюсь. Ладно. Так оно и было: поутру принесла девица спелые

Яблоки сыну, а сын отнес их черту. На следующий вечер черт говорит:

— Нынешней ночью посей пшеницу, вырасти, смели и напеки мне к утру лепешек на завтрак!

Испугался сын и снова пошел к девице жаловаться, а она ему отвечает:

— Ложись спать, я со всем управлюсь!

Ладно. И правда — поутру принесла девица свежеиспеченные лепешки, и сын отнес их черту. На следующий вечер черт говорит:

— У меня на конюшне жеребец есть; возьми его и за ночь обскачи всю мою землю!

Услышал это сын, обрадовался и думает: верхом скакать — работа не трудная. А девица говорит, нечего прежде времени радоваться — дескать, самая это трудная работа, жеребец-то ведь — сам черт. Однако, чтобы скачка была без помехи, дала девица сыну серебряную метелку, золотую метелку, большой молоток и наказала:

— Как будешь в конюшню заходить и жеребец бросится на тебя, стукни его молотком по голове как следует — авось уймется. Когда сушей будешь скакать, то погоняй жеребца золотой метелкой, а когда по воде скакать придется, то погоняй серебряной метелкой.

Взял сын молоток, метелки и спешит в путь отправляться. Заходит в конюшню — жеребец на дыбы и бросается словно сатана с диким ржаньем на сына. Только как молотком его по лбу огрели — сразу утихомирился, скачи на нем куда угодно. Поскакал сын сушей, — знай подстегивает жеребца золотой метелкой, жеребец идет хорошо, как и положено. Но тут на пути озеро попадается, и позабыл сын у самой воды стегануть жеребца серебряной метелкой. Влетел жеребец в воду и тонет. Тут вспомнил сын, что надо хлестнуть серебряной метелкой. Ударил серебряной метелкой — глядь, и перестал тонуть — ветром через озеро перемахнул.

Так и скакал он по озерам, по рекам, по морям, по суше — только ветер в ушах свистит, а к утру и впрямь всю землю обскакал. Прискакал домой, поставил на конюшню взмыленного жеребца и заходит к черту. Вошел — видит: голова у черта расшиблена, руки, ноги свело.

— Погоди! — орет он злобно, — я тебе, умнику окаянному, покажу! Я вижу, вы заодно орудуете и хотите меня со свету сжить. Только скорее я вас сживу, чем вы меня, — вечером оба приходите ко мне — прикажу вас сжечь!

Делать нечего — пришлось сыну с девицей вечером идти к черту. Пришли. Черт приказал своим слугам дно у железной бочки выбить, сына с девицей в нее посадить, дно обратно заложить, бочку обручами стянуть и оставить их в ней до утра; поутру развести под бочкой огонь и спалить обоих заживо.

К полуночи они уж было совсем задохнулись, да тут девица и говорит сыну:

— Ты тяни воздух в себя, а я — из себя!

Ладно. Один дохнул, другой выдохнул — подышали так, превратились в мух, через дырку для затычки вылетели наружу и давай удирать.

На другой день спозаранок велит черт слугам огонь под бочкой разводить. Когда нагнали жару как следует, черт спрашивает:

— Ну как, еще не вопят?

— Нет! Еще нет!

— Пора бы им уже завопить — подбрось-ка еще дровец!

Жгли, жгли — почти половину всех чертовых дров сожгли, и бочка докрасна накалилась, а ни звука не слыхать. Прибегает черт раз, прибегает два, спрашивает, не кричат ли еще.

— Никак, окаянные, не кричат! — отвечает слуга.

— Ну, раз до сих пор не кричат, надо бочку открывать, поглядеть, что там приключилось! Открыли бочку, а в ней ни души.

Понял черт, что случилось, и тотчас приказал слуге догонять беглецов: пусть поймает их и приведет назад.

Понесся слуга вихрем, пыхтит, храпит. А девица еще издали расслышала и тут же превратилась в овец, а сын — в пастуха. Пролетел чертов слуга мимо пастуха, потом ни с чем обратно к черту бежит.

А овцы с пастухом опять превратились в людей и побежали дальше.

Прибежал слуга домой — черт у него спрашивает: не видал ли их?

— Нет! Кроме пастуха с овцами, никого другого не видал.

— Почему не схватил их, это они и были! — закричал черт и велел бежать другому слуге.

Тот бежал еще быстрее, а шума от него было еще больше. Девица его издалека услышала и сама обернулась церковью, сын — пастором на амвоне. Чертову слуге невдомек, что церковь с пастором — те беглецы, которых он ищет, — прибежал он к черту с пустыми руками и еще дух не перевел, а уже рассказывает, что видел только церковь с пастором. Черт даже позеленел от злости: почему не привел пастора и церковь не разломал! Злится черт, брыкается, наконец сам ринулся вдогонку за беглецами.

Бежит, бежит чертовой прытью, живьем проглотить их собирается, да поспела девица рыбкой обернуться, а сын — озером. Озеру рыбка дала серебряную метелку, наказав бить ею по воде, когда черт прибежит к озеру.

Ладно. Вот уже и черт подоспел и норовит рыбку выловить, но озеро как примется будоражить воду серебряной метелкой, да так сильно, что вода даже горячая стала и заливает черта — не может он ни увернуться, ни убежать. Только кричит:

— Провалитесь хоть в пекло, хоть куда, только выпустите меня из озера!

Однако озеро и не собирается его отпускать: еще пуще бурлит и захлестывает черта, так что он уже еле барахтается. Наконец отпустили черта еле живого, и убежал он в свою преисподнюю.

Пошли они оба довольные, пока не пришли к дому сына. А девица не желает в него заходить: пусть сын сперва испросит отцовское позволение.

Ладно. Согласился сын и пошел к отцу позволение спрашивать. А тут девица и говорит ему еще:

— Когда в избу зайдешь, с младшей сестрой не здоровайся, не то меня позабудешь!

Вошел сын, однако от радости, что снова в отчий дом вернулся, позабыл он наказ девицы и поздоровался с младшей сестрой. И случилось вот что: сын тут же начисто позабыл про девицу, что дожидалась его на дворе, и ни слова о ней отцу не сказал.

Девица поняла, что позабыта, подошла к колодцу и залезла на иву.

Сын, притомившись с дороги, попросил подать ему воды напиться. Взяла старшая сестра кружку и скорей к колодцу. Подошла к колодцу — видит, в воде девичий лик красы невиданной отражается, и думает: «До чего ж я красива, кабы знала то раньше!»

Смотрела она в воду, смотрела — кружка-то из рук и выскользнула, а когда насмотрелась, вернулась в избу задумчивая, без воды.

Пошла вторая сестра воды зачерпнуть, но и с ней при-

Ключилось то же самое: до тех пор глядела, до тех пор дивилась своей красоте в воде, пока кружка из рук не выскользнула. Вернулась девица в избу задумчивая.

Напоследок пошла по воду мать. И она увидела в воде красавицу, да не поверила, что в свои лета может быть такой красивой, вот и начала смотреть то по сторонам, то вверх: в чем тут дело? Когда кверху-то посмотрела — увидела на иве красу-девицу. Пришла она в избу всем о том поведать. Услышал сын, сразу спохватился, что девица дожидает его на дворе, и побежал к колодцу.

Прибежал, обнял девицу — и померли оба.