Хурист

Жили в прежние времена старик со старухой, и было у них три сына. Вот говорят старики своим сыновьям:

— Не долго нам осталось жить на белом свете. Перед смертью хотелось бы увидеть вас женатыми, хотелось бы внучат на коленях подержать, их пушистые головки погладить.

Сказано — сделано. Женили братьев. Двум старшим, во всем удачливым, и тут повезло: пошли у них дети один другого милей да краше. Старики нарадоваться не могут. А как собрались помирать — все свое имущество, весь свой скот двум старшим сыновьям завещали. Младшему же, бездетному, досталась хромая лошаденка с пежиной на нижней губе да дедовский хур.

До того полюбился младшему певучий хур, что носил он его с собой повсюду. Как заиграет — птицы смолкают в окрестных лесах, ветер затихает, ни один лист не шелохнется на дереве, даже солнце приостанавливается, чтобы послушать распевы волосяных струн. Чудно играл он на хуре, да и у самого голос был красивый.

А старшие братья только посмеиваются над ним.

— Играй, играй, — приговаривают. — Скоро до того доиграешься, что по миру пойдешь с протянутой рукой.

И то правда: в доме у младшего порой и поесть нечего, а старшие братья по тайге рыщут да соболя ищут. И столь удачливыми бывают на охоте, что богатство само к ним в руки идет.

Нашли они однажды место в тайге, где всякого зверя видимо-невидимо, и решили взять с собой на охоту младшего брата.

— Все помощь будет, — говорят. — Лишний раз мясо сварит, чай вскипятит. Да и себе чего-нибудь добудет.

Приехали они втроем на место, сделали себе балаган, а для лошадей — сарай. Тридцать дней без устали охотились, бродя по таежным распадкам да лощинам. Целую гору пушнины добыли старшие братья, а младшему не открывались заветные охотничьи тайны, не было ему удачи, мала была его добыча. По-прежнему смеялись над ним старшие братья.

Когда не видно было конца неудачам, брал младший брат в руки певучий хур и, в обиде на свою судьбу, затягивал такую песню, от которой небо хмурилось, ветер по-разбойничьи свистел в ущелье и начинался долгий дождь.

Но и хурист не остался без добычи. И у него скопился десяток-другой беличьих да рысьих шкур.

Наступило время возвращаться домой. Решили братья в последний раз проверить силки и испытать меткость своих стрел. И кому не повезло больше всех? Конечно же, меньшому. Сорвался он со скалы и сломал себе ногу повыше колена. Набрели на него старшие братья, отнесли в балаган и говорят:

— Не довезем мы его до дома. Не жилец он на этом свете. Оставим его здесь.

И оставили они хуриста в балагане. Забили его лошадку с пежиной на верхней губе, навялили, накоптили мяса и подвесили под крышей балагана, чтобы меньшой с голоду не помер на первых порах. А когда развешивали конину, сорвали певучий хур, висевший на стене, и закинули в угол. Лопнули с жалобным звоном волосяные струны, и не от боли, а от обиды заплакал младший брат.

Вот лежит он один-одинешенек в таежном балагане, некому воды ему подать, не с кем добрым словом перемолвиться. И тогда дополз он до дальнего угла, подобрал покалеченный хур, выдернул из хвоста забитой лошадки самые тугие волоски и заменил порванные струны. А когда заиграл на хуре, то зазвучал тот лучше прежнего. Чудесные звуки его зачаровали таежных обитателей: сорок и синиц, соболей и куниц, да еще трех девиц — дочерей хозяина тайги Лээхэя.

Каждый вечер приходили девицы к балагану и как завороженные слушали распевы хура. На первых порах они дичились. Но с каждым днем подступали все ближе и ближе, переглядываясь да перешептываясь между собой. Когда одна из девиц набралась смелости и заглянула в балаган, парень успел спросить:

— Что же вы не заходите, а топчетесь у входа?

Но девицы в ответ на его слова скрылись в кедровнике стайкой испуганных птиц.

На другой день они постояли в дверях, так и не войдя в балаган. Еще через день переступили порог. И тогда парень заиграл тихо-тихо. Забыв об осторожности, окружили девицы хуриста и склонили свои головы, прислушиваясь к задушевной песне.

— Чьи вы будете? — спросил их парень, кончив играть.

— Не из дальних мест явились мы, да не из близких, как и подобает дочерям хозяина тайги Лээхэя. И хотя отец никому не показывается на глаза, он все может.

И тогда парень рассказал им о своем житье-бытье, о своей незадачливости да неудачливости.

— Ни бог, ни черт меня не понимают. Нет мне ни смерти, ни исцеления, — закончил он свой рассказ.

— А это что за чудо? — спросили девицы, показывая на хур.

— Это хур — единственное мое утешение, единственный мой друг, которому я могу поведать о самом сокровенном, — сказал парень, взял в руки хур и заиграл грустную песню.

Задумался он и не заметил, как исчезли девушки-дикарки, как крепкий сон смежил ресницы. Приснился ему старик с бородою по грудь, который трижды повторил: «Раны твои затянулись, а горести уснули и не проснулись».

Открыл парень глаза и видит — лежит он в прекрасном дворце на мягкой постели, а рядом с ним седобородый старик сидит.

— Вставай, — говорит он парню. — Пора чай пить.

— Да как же я встану, если у меня нога сломана? — удивляется парень.

— А ты смелее! — смеется старик. — Будь мужчиной.

Осторожно приподнялся парень, встал на ноги, не чувствуя никакой боли, и вспомнился ему вещий сон и трижды повторенное: «Раны твои затянулись…»

Прошел он к столу, за которым уже сидели три знакомые девицы, попил чаю в охотку, а старик говорит:

— Идем со мной…

Пошли они неведомой тропой сквозь тайгу и пришли к горе, из которой струился горячий аршан. Искупался парень в аршане, и стало ему совсем хорошо, веселее стало на душе, вспомнились другие слова: «…а горести уснули и не проснулись».

Вернувшись во дворец, подарил Лээхэй исцеленному парню молодецкую бурятскую одежду, а когда тот переоделся, посадил его с собою рядом, обнял за плечи и сказал:

— Как услышали дочери твою игру и золотое пенье, так потеряли покой и сон. Сделай им певучий хур, а уж я в долгу не останусь.

Смастерил парень дочерям Лээхэя не один, а целых три хура и научил их играть. Да такими смышлеными ученицами оказались девицы, что через неделю не хуже любого хуриста играли, а пели еще лучше.

Обрадовался хозяин тайги Лээхэй, подарил парню доброго коня да соболей без счету и пошел провожать гостя. Как только показался родной аил парня-хуриста, хозяин тайги Лээхэй прощаться стал.

— Я, — говорит, — не должен показываться людям на глаза, и ты никому не проговорись о встрече со мной.

Вернулся парень домой и зажил на славу. Не дают ему прохода завистливые старшие братья, все допытываются:

— И откуда тебе такое богатство привалило?

А младший брат только посмеивается да все на хуре играет.