Небылицы Деда Ивана
Давно это было. Я тогда еще и отца с матерью не знал. А с дедом мы были одногодками.
Дружно с ним жили. Да и что нам ссориться — делить-то нечего. Зато работы у нас по горло: то дурака валяем, то весь день баклуши бьем.
Бывало, пойдем с дедом на рыбалку, сядем на речку, забросим удочки на берег и только успеваем дергать. Наловим рыбы целый ворох, разложим песок на костре и давай его на рыбе жарить. Наедимся до отвала, даже отвалиться нельзя. А ведь сами знаете, рыба воду любит, вот и пьешь с утра до вечера.
Дед пил, пил и живую рыбину проглотил. Помнится, это таймень был. Большущий такой. А у деда в животе воды, что в море. Махнул таймень хвостом и потащил деда вниз да по речке. Только волны шипят да ветер у деда в ушах свистит — на берегу слышно.
Что бы с ним сталось, если б не дедова теща!
Она за водой на речку ходила. Зачерпнула в воде прорубь да и вытащила в ведре деда.
Пришла она домой, а в печке щи выкипают. Стала бабка воду доливать и выплеснула в котел моего деда. От жары он рот разинул, дух перевести не может. Тут и рыбине невмоготу стало. Заметалась она в животе у деда да и выскочила в открытый рот. Чуть бабку не захлестнула.
А я думал: пропал мой дед, утопила его рыбина. Иду домой, а из глаз прямо речка соленая бежит, так деда жалко. (Кто знает, может, от этого в морях вода соленая.) Захожу в избу и глазам своим не верю: дед живехонький сидит и хлебает уху. И я на радостях на уху накинулся.
После обеда мы любили на полатях полежать. А деда хлебом не корми, дай поговорить.
Как начал он языком молоть, что твоя мельница. За какой-то час целый короб пирогов намолол, пришлось чай пить да водой закусывать.
Потом у нас опять работа: решетом воду черпать да из пустого в порожнее переливать.
Однажды вымокли, как сухари. Пришлось разуваться. Развесили кусты на ботинках и стали солнце на них сушить. Да так высушили — насилу потом обули.
Дед мой — такой непоседа! Чуть свободная минута выпадет, схватит грядку и бежит в огород лопату копать.
Насадил он луку. И такой лук высокий удался — что вдоль, что поперек.
Я тогда еще маленький был. Залез в эту грядку, а выйти не могу — заблудился.
Искал меня дед, искал, все ребра переломал. Насилу нашел. Обрадовался и говорит:
— Ешь, внук, лук, сколько хочешь, ешь!
Я совсем не хотел и съел всю грядку. Развалился на соломе кверху пузом, а в животе от лука петухи поют. Солнце печет, по животу течет. Слышу, что-то липкое. Попробовал — мед!
И вот налетели на меня пчелы, что твои воробьи. За один день бочку меда натаскали, эдак пудов на пять. Мы потом с дедом всю зиму мед пили и в бочку не заглядывали.
Зимой мы любили поохотиться.
Как-то дед пронюхал, что в одной роще столько зайцев водится, что тараканов на березе. Пошли мы в лес ставить зайцев на петли. Наловили так много, что и не унести. Но дед смекалистый был. Вырубил в соснячке сухой шест и лаптями привязал всех зайцев к нему. А переднему уздечку на голову накинул. И повел их гуськом домой, словно лошадь на поводе. А я сзади иду и хворостиной его подгоняю, чтобы зайцы быстрей бежали.
Ну, пришли, значит, домой… Накрошили скорехонько зайцев в чугун, да еще луку — ив печь.
По избе такой дух пошел, что нос набок воротит. Смотрю, у деда моего нос воротило-воротило и на затылок заворотило. Подкрался я сзади да щелчком его по этому самому носу. Дед не видит, кто его щелкает, только носом крутит.
Пока он носом крутил, на место его воротил, все зайцы из чугунка выкипели и в лес убежали.
Пришлось не солоно хлебавши спать ложиться.