Конь-солнышко

Шел я однажды, куда — не знаю, зачем — не ведаю. Шел глубокими долинами, на высокие горы с хрустальной вершиной поднимался, забирался в непролазные чащи, через ручьи перепрыгивал, через реки перебредал. А как вышел на широкую дорогу, встретил старого-престарого старца. Голова седая, борода до пояса, посохом подпирается. Увидел меня старик и спрашивает:
— Куда, сынок, идешь-бредешь?
— Не знаю, не ведаю. А вы, дедушка, куда?
— И я не знаю.
— Вот и хорошо — значит, нам по пути!..
Пошли вместе. Старец просит:
— Расскажи что-нибудь. Дорога короче покажется.
— Молод я вам были-небылицы рассказывать. Вы по свету чуть не век бродили, много чего повидали, вы и расскажите.
— И то правда, — согласился старец. — Вспомнил я, что однажды случилось ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Слушай да помалкивай, верь — не верь, только не перебивай.
И начал рассказ. Что я от него услышал, то и вы услышите. Ничего я тут не прибавил, не убавил, ничего не придумал.
Так вот, лежало среди гор царство, темное, как могила. Ночь там не кончалась, рассвет не наступал, потому что солнце туда не заглядывало, стороною тот край обходило. И жить бы там людям во тьме, как совам в лесу, как летучим мышам в пещере, как кротам в норе. Да, на счастье, был у короля той страны конь с солнцем во лбу. В тот час, когда пора бы утру наступать, выводили королевские конюхи коня-солнышко из конюшни и шли с ним к вершине горы. С каждым его шагом все светлее становилось в королевстве, уползала мгла в тесные глубокие ущелья и таилась там, словно хищный зверь в засаде. Светило и грело то солнце и глаза слепило, глянешь — зажмуришься.
Целый день пасся конь на зеленой вершине. Крестьяне пахали и сеяли, ремесленники мастерили свои изделия, купцы торговали, лекари лечили больных, дети резвились, а король правил своей страной, как и положено королю.
Когда все уставали от дневных дел, коня уводили с горы в конюшню, и непроглядная ночь опять воцарялась в королевстве.
Так бы все и шло людям на радость. Да вот как-то пропал солнечный конь, исчез из стойла неведомо как, неведомо куда. Великая беда обрушилась на королевство. Как жить, если тьма кругом, хоть глаза выколи, хоть ножом ее режь.
Король засветил фонари, собрал свое войско, и отправились они на простых конях искать солнечного коня.
Ехали они при свете факелов, из края в край королевство проехали и добрались до границы, где соседнее государство начиналось. Тут блеснул им в глаза огонек вдали. На тот огонек и свернул король.
Видит — стоит домик, из толстых бревен сложенный. В домике свеча горит, перед свечой большая книга раскрыта. И читает ту книгу какой-то человек. Ни молод, ни стар, как раз в такой поре, когда сила еще не ушла, а мудрость уже пришла.
Спешился король, вошел в домик и поздоровался. А человек говорит:
— Ничего мне не рассказывай, я и сам все знаю. Как раз сейчас про тебя в книге читаю. Собирался ты искать коня-солнышко, да только тебе не сыскать его. А если сыскать, то не получить! А если получить, то не удержать! А если удержать, то назад не воротиться!
— Что же делать?! — вскричал в отчаянии король. — Неужели никто помочь беде не может?
— Доверься мне, я помогу. Так в книге написано, так и сбудется.
Кто был тот человек, король не знал и мы не знаем. Если все наперед говорил, выходит — чародей-предсказатель. Так король и подумал. Кивнул он головой, а чародей дальше речь ведет:
— Возвращайся-ка ты домой. Если король в дни радости и спокойствия правит своими подданными, то в час горести негоже ему покидать их.
— Верно ты говоришь. — сказал король. — Коли сделаешь, что обещал, награжу тебя по-царски.
— Про награду потом потолкуем, — ответил чародей. — Дай мне одного слугу в помощь. В свой час все исполнится.
— Слуг много, сам выбери, — сказал король.
Оглядел чародей королевских слуг, одного спросил:
— Хочешь со мной идти?
— Только возьми! — воскликнул тот. — Рука у меня тверда, оружие наготове, душа в сражение рвется.
Спрашивает чародей другого. Он отвечает:
— Только возьми! Пусты мои карманы, охота наполнить их чужеземным золотом.
— Ну, а ты пойти не хочешь ли? — спрашивает чародей третьего.
— Возьмешь — пойду, не возьмешь — останусь. На работу не напрашиваюсь, от работы не отказываюсь, в чужие дела без дела не мешаюсь.
— Вот этого я и возьму, — решил чародей.
Король повернул со своим войском туда, откуда пришел.
А чародей посадил слугу в уголок, велел молчать и опять за книгу. Читал, вычитывал, страницы перелистывал, пока свеча не догорела. Тут он задремавшего слугу в бок толкнул.
— Пора, — сказал, — в путь-дорогу.
Только переступили границу соседнего королевства, посветлело все кругом — ласковое солнышко в глаза им глянуло.
— Эх, — слуга говорит, — солнце-то, оказывается, не хуже нашего коня светит.
Ничего чародей не ответил, дальше идет. Слуга за ним еле поспевает.
Шесть государств насквозь прошли, в седьмом у стен королевского замка остановились.
— Вот, — говорит слуге чародей, — и пришли мы, куда надобно. Владычит в этом королевстве король. Да не столько он владычит, сколько его мать — старая ведьма. Это она для своего сынка любимого нашего коня-солнышко украла.
— Ну и жадность ненасытная! Им два солнца, а нам ни одно го, — слуга удивляется. — А где наш конь?
— Это еще узнать-разузнать следует.
Посмотрели вверх — высокая стена у замка, глухая. Одно окошечко высоко прорезано, да и то кованой решеткой забрано.
— Сюда-то мне и надо, — сказал чародей.
Ударился о землю человеком, а взлетел зеленой птахой. Слуга только рот разинул. Птаха вспорхнула к окошку, пробралась сквозь чугунные переплеты, в слюдяное окошко заглянула. Видит, сидит старая ведьма за прялкой, пряжу прядет. Постучала в оконце зеленая птаха клювиком, лапкой поскребла. Ведьма ей окошко и отворила.
— Вот, — говорит, — гостья крылатая! Красива собой, да только с добром или со злом ко мне залетела?
Протянула костлявые руки, пальцы, как грабли, растопырила, хочет птаху изловить.
А птаха под сводчатым потолком вьется, в руки ей не дается. Разозлилась ведьма, вскричала скрипучим голосом:
— Эх, был бы мой сынок дома, он бы тебя поймал, голову бы тебе свернул, чучелку бы набил. Да его только к вечеру ждать можно — докуда-покуда он все наше королевство на солнечном коне не объедет!.
Так все птаха и вызнала. Пурх — к окошечку, да не тут-то было, ведьма проворнее птахи к окошку подскочила и захлопнула его. А сама хвать метлу, что у порога горницы стояла, взмахнула и ударила пташку. Вмиг обернулась птаха кем раньше была — ведуном-чародеем стала перед ведьмой.
— Чуяло мое сердце обман! — ведьма завопила и на чародея бросилась.
Схватились они, только чародей посильней оказался, живо старуху скрутил, руки и ноги ее же пряжей связал и на широкую лавку положил. Билась старая ведьма, билась, да не могла свою пряжу порвать. Ведь пряла она нить не простую, а волшебную, вот ее сила против нее и повернулась.
Чародей в дверь выбежал, залами-горницами, ходами-переходами наружу из замка выбрался, слуге сказал:
— Что выведывал, то выведал, что хотел узнать, то узнал. Да четверть дела — не полдела, полдела — не дело, а дело все впереди. Иди за мной, ни о чем не спрашивай.
Подошли они к мосту, что через реку перекинут, схоронились под мостом в густом кустарнике. А как смеркаться начало, притащили толстое бревно и положили поперек моста — ни пройти, ни проехать.
Отгорела вечерняя заря, яркие звезды в небе засверкали. Потом тучи их закрыли, совсем темно стало. Слуга шепчет чародею:
— Темень-то, ровно в нашей родимой сторонке…
Только промолвил — посветлело вдали, все ярче и ярче свет разгорается. Это скачет король, ведьмин сын, на краденом коне-солнышке домой поспешает. Дорога знакомая, родной замок близко, не чует король беды, скакуна по золотым бокам плеткой охаживает. Разгорячился конь, как гром загремел копытами по дощатому мосту, да со всего маху о бревно запнулся. Сам на ногах удержался, а всадника из седла вышиб.
— Эх, — вскричал король, — знать бы, кто бревно положил! Шкурой да кровью заставил бы того расплатиться.
Тут чародей перед королем предстал. Усмехнулся и говорит:
— Не велика ли цена, что ты назначаешь? Твоя шкура в ответе. Твоя кровь прольется.
Зарычал король в ярости, выхватил меч из ножен. И у чародея неведомо откуда меч в руках оказался.
Тяжко они бились, мечами звенели, сталью о сталь ударяя. Тверда и крепка рука у короля, да и гнев ему силы придает. И чародей ни в чем не уступает, то кошкой назад отпрыгнет, то тигром вперед бросится. До тех пор рубились, пока оба враз мечи не сломали.
— Что ж, — король говорит, — биться больше нечем… Давай, пан ворог, колесами обернемся да с той вон кручи вниз покатимся. Посмотрим, чья возьмет.
Поднялись они на кручу, и превратился король в золоченое колесо от королевской кареты.
— Ну, а мы не знатного рода, — засмеялся чародей и сделался тележным колесом, с толстыми спицами, с железным ободом.
Стремглав ринулось вниз легкое золоченое колесо, а тележное, тяжелое, еле переваливается. Да как раскатилось потом, так на середине склона и догнало. Сшиблись оба. Вылетела спица из каретного колеса, завертелось оно и набок упало, лежит. Тут тележное колесо вновь чародеем стало.
— Моя взяла!
— Не спеши, пан ворог, — ответил король и вылез из-под обломков золоченого колеса. — Не победил ты меня, только мизинец мне сломал.
— Ну, давай оба огнем сделаемся, один другого жечь станем, — чародей говорит.
— Будь по-твоему, — согласился король. — Я белым пламенем буду, ты — красным.
Взвились два огня — белый и красный, смешались в смертной битве, то разделятся, то друг друга жаркими языками лижут. То по земле стелются, то к небу вздымаются. Долго бились, ни один одолеть не может.
Тут — тюп-тюп по мосту — идет-бредет старый нищий — видно, к рассвету хочет в город поспеть.
— Эй, оборванец, — закричал ведьмин сын, белый огонь, — зачерпни шапкой воды из речки, залей красное пламя, я тебе золотой дам!
Послушался нищий, зачерпнул воды, полную шапку несет. Только хотел плеснуть на красный огонь, тот вскричал:
— Лей скорее на белый, дедушка, целый грош заработаешь!
Тот нищий сроду золотого не видел, а грош ему часто подавали. Он на грош и польстился, плеснул на белое пламя. Зашипело оно, сникло, пар столбом поднялся. За паром и не видно было, что маленький белый язычок пламени не залитым остался.
Сделался чародей самим собой, подал нищему три гроша, и тот, довольный, своим путем дальше потащился.
А тем временем из белого язычка пламени выскочил мальчишка да за спиной у чародея подобрался к коню-солнышку и взлетел в седло. Сам кричит:
— Хоть и отнял ты у меня половину силы и лет мне поубавил, а пока конь мой — мой и верх. Еще меня наищешься, за мной набегаешься.
Хлестнул солнечного коня плеткой и умчался вдаль, неведомо куда.
Тут слуга из-под моста и вылез.
— Что ж ты, — укоряет чародея, — дрался-бился, а коня упустил?
— А ты что же не помогал? — чародей отвечает.
— Да борони боже в такую драку соваться! Как вы биться начали, меня от страха скорчило. Глаза я руками закрывал, голову меж ногами держал, коленками уши заткнул.
Захохотал чародей, а как отсмеялся, вздохнул и сказал:
— Ну вот что, храбрец, что ни сделано, а до конца не доделано. Путь нам дальний и нелегкий впереди лежит.
Пошли они по следу кованых копыт, где дорогами, где тропами, где горами, где лесами. А как вышли на каменистую, выжженную равнину, тут и след потерялся. Наугад идут. Солнце палит, на небе ни облачка. Чародей вперед шагает, слуга позади плетется, спотыкается, под нос бормочет:
— Кабы ты взаправдашний волшебник был, хоть какую-нибудь еду наколдовал бы. Сколько времени не ели! А пустое брюхо ногам ходу не дает.
Чуть промолвил, выросла на песке перед ними диво-яблонька. Листочки зеленые, яблочки краснобокие.
— Выходит, — обрадовался слуга, — ты не на шутку колдун-ведун! — И яблоко сорвал.
А чародей яблоко из его руки выбил. Выхватил обломок меча и ударил деревце под корень. Мигом яблонька зашаталась, сухой метлой на землю упала, по прутикам рассыпалась. Усмехнулся чародей:
— Верно, старая ведьма от пут освободилась, нас обогнала да отравленными яблоками угостить хотела. Ее эта метла, что меня чуть не сшибла, когда я пташкой был. Теперь у нее треть силы колдовской убыло, а чему дальше быть, то дальше и сбудется.
Долго ли, коротко ли еще шли, видят — из-под камня ключ пробился, вода в роднике чистая, прохладой от нее веет. Слуга к роднику кинулся, да чародей его оттолкнул.
— Не спеши на тот свет, — говорит, — этому свету еще порадуешься. — И мечом по воде плашмя ударил.
Вот диво — не плеснулась вода, зазвенела, как хрусталь. Нет никакого родника, лежат на камнях осколки зеркальца.
— Перед этим зеркальцем, верно, старая ведьма свои космы расчесывала, — сказал чародей. — Теперь она еще треть злой силы потеряла.
Опять вперед идут. Глядят, на каменистом откосе куст алыми розами расцвел.
— Эх, — говорит слуга, — ни поесть, ни попить не удалось, так хоть цветок понюхаю…
— Стой на месте! — закричал чародей и ударил мечом по кусту.
Пропал розовый куст, а вместо него старый роговой гребешок валяется. Засмеялся чародей:
— Ну, старая всю свою ведьмовскую силу потеряла, нечем ей уже теперь колдовать. Больше вперед забегать не будет, далеко за нами не потащится.
Полегче идти стало, повеселее. Вроде и солнце не так печет, и травка зеленая меж камней пробивается. А как взошли на холм, широкое море увидели. На берегу замок стоит.
Подошли поближе, смотрят — перед замком на замшелом камне сидит король-мальчишка, вдаль глядит. Потом обернулся и закричал:
— Все-таки нашел ты меня! Ну да это сейчас к лучшему. На этот раз мы, может, и поладим. Знаешь, как оно бывает: что в руках, то не любо, что далеко, по тому душа томится. Вот и давай меняться.
Слуга слушает, рот разинул, ничего не понимает. А чародей отвечает спокойно:
— Что ж, пожалуй, в цене сойдемся. Только не легкая это затея — княжна-то живет на таком острове, что вершиной до неба достает, и приступу к нему нет, хоть о скалу разбейся.
— Ну, это твое дело, не мое, — говорит король-мальчишка. — Как сторговались: княжна мне, конь тебе.
Принялся чародей ладью снаряжать. Всякого товару богатого наносили, коврами дорогими палубу устлали, положили на ковры шали да полушалки, ларчики с дорогими уборами на корму поставили. Паруса поднимают, в путь собираются.
Тут слуга скумекал, что к чему, говорит своему хозяину:
— Таскался я за тобой всюду, служил верно, в битвах первый помощник был, по пустыне-равнине впереди шел, не жаловался… А по морю ходить нет моего согласия!
Махнул рукой чародей:
— Без такого помощника впрямь обойтись нелегко. Да уж попробую. Отправляйся-ка ты домой, скажи нашему королю, что дело делается, к концу идет. Вот только найдешь ли дорогу до нашего царства?
— Что ты! — слуга отвечает. — Это я сюда один не дошел бы, заблудился. А домой сами ноги прямиком понесут…
Так они и расстались. Слуга — от берега моря по суше в одну сторону, а наш чародей по волнам на ладье — в другую сторону.
Паруса крепкие, ветер попутный — доплыли до острова. А княжна, что там жила, уже навстречу ладье служанку послала, узнать — кто такие, послы с дарами или купцы с товарами пожаловали. Чародей служанке говорит:
— И послы, и купцы, и с дарами, и с товаром. Что тут есть — все продается-дарится. Пусть лишь княжна сама придет, выберет, что приглянется.
Спустилась княжна по крутой тропинке, на ладью взошла. Тут у нее глаза, и разбежались. Серьги, кольца да браслеты примеряет, золотом шитые шали на белые плечи накидывает. Обо всем на свете забыла, не заметила, как ладья тихо от берега отчалила. А когда опомнилась, уже и острова почти не видно, далеко отплыли. Всплеснула княжна руками.
— Обманул ты меня! Говорил, выбирай, что любо, а сам везешь неведомо куда.
— Не обманываю тебя! — чародей отвечает. — Твой выбор еще впереди. Не век же тебе в девицах на острове сидеть. Есть два жениха, вот тебе и выбирать.
И принялся ей рассказывать все с самого начала до нынешнего дня. Ну, мы про то все сами знаем. Княжна слушает, а нам ни к чему.
Говорит чародей, с княжны глаз не сводит. Красавица она, каких земля еще не рождала. Лицо белое, щеки румяные, глаза, что небо, синие, в золотой косе ясный месяц блестит.
Кончил рассказ чародей, княжна заговорила, ровно ручеек зажурчал:
— Что ж тут выбирать. Не хочу я за мальчишку, ведьминого сына, идти, хочу за твоего короля.
— Хорошо ты рассудила, — сказал чародей, — да есть еще сила у мальчишки. Тут женскую хитрость надо, мне самому его не одолеть. Выведай, где его мощь спрятана, тогда мы и сами уцелеем, и коня-солнышко уведем.
А уж берег близко. На берегу мальчишка-король скачет, от радости руками плещет, хохочет. Как сошла с ладьи княжна, он с ней игры затеял, в прятки, жмурки играл, наперегонки бегал. Устал наконец, прилег отдохнуть. Княжна подле него села.
— Весело с тобой, — говорит, — да и боязно. А если обидеть меня кто захочет?! Как ты, такой маленький, меня защитить сможешь?
— Ты со мной ничего не бойся. Ту силу, что от матери-ведуньи мне досталась, не потаю, чародей отнял. А ту, что от отца, великого волшебника, осталась, никто не отнимет. Надежно она спрятана.
Княжна головой качает.
— Не поверю, чтобы сила отдельно от человека хранилась. Обманываешь ты меня.
Вскочил мальчишка, рассердился, глазами сверкнул, ногой топнул.
— Так слушай же! — кричит. — Вон гора, поросшая лесом, стоит. На той горе под вершиной златорогий олень пасется. В олене — златокрылая утка, в утке — золотое яйцо, в яйце — золотая игла. Та игла и есть моя сила. Веришь ли мне теперь?
— Верю, верю, — княжна ласково говорит. — Поспи, подремли, я тебе песенку спою.
Крепко уснул мальчишка-король, а княжна слово в слово все чародею пересказала.
Чародей мешкать не стал, отправился к вершине горы. Подкрался к златорогому оленю, мечом ему голову отсек. Вылетела из оленя златокрылая утка, золотое яйцо на лету выронила. Упало яйцо, разбилось, выпала из него золотая игла. Поднял ее чародей, на ладони подержал, задумался. Как быть? Пополам переломить — тут и смерть королю-мальчишке. Вспомнил он, как мальчишка звонким голосом смеялся, как по песчаному берегу прыгал и бегал, и жалко ему стало молодую жизнь обрывать. И отломил он у иглы только острый кончик.
Спустился чародей вниз, к замку. Глядит — княжна годовалого младенца нянчит, ходить учит. А он гукает, пузыри пускает.
— Что ж нам теперь делать с ним? — спрашивает княжна чародея.
И тут подходит к ним старая женщина. Взяла ребенка, к сердцу прижала, баюкает, сыночком называет. Смотрит чародей — ведьма это, королевская мать. Да она и не она: была раньше злая, страшная, а теперь с лицом приветливым, с ласковыми руками.
— Ну вот, — говорит чародей княжне, — все и сладилось. Сама она подобрела — верно, и сына второй раз вырастит добрым человеком. А нам пора в путь-дорогу.
Отпер он конюшню, вывел коня наружу. Княжна так и ахнула — средь солнечного дня второе солнце засияло. А конь-солнышко копытами бьет, вольной воле радуется. Сел чародей на коня, княжну перед собой посадил, и отправились они через семь государств в свое королевство.
Ехали они долго, а мы скажем коротко: проехали все семь государств и добрались наконец до того места, где свет с мраком мешался.
Тут кто-то коня под уздцы схватил. Смотрит чародей, а это слуга. Он слугу спрашивает:
— Почему к королю не пошел, что здесь делаешь?
А тот, глазом не моргнув, отвечает:
— Да неохота было с белым светом расставаться, в темноте блуждать, к королю ни с чем возвращаться. Теперь-то я с честью вернусь, коня-солнышко за уздечку приведу.
Усмехнулся чародей.
— Хитер же ты! Ну да ладно, веди коня!
Так и вступили они все в королевство тьмы, в царство мрака. Разом все кругом осветилось, травы зазеленели, цветы расцвели, птицы запели. Со всех сторон люди сбегались, славу кричали чародею.
И король на белом коне прискакал. Не знает, на кого первого смотреть, кому больше радоваться, — то ли коню-солнышку, то ли красавице княжне, что на том Коне сидит.
А красавица засмеялась звонко и говорит:
— Что же ты мне руку не подашь, с седла сойти не поможешь?
Протянул король не одну, а обе руки, бережно княжну снял. Отколола тут княжна свой месяц ясный из косы и королевскому белому коню на лоб прикрепила.
— Пусть теперь, — говорит, — днем солнце сияет, а ночью месяц светит, как во всех других краях водится.
Ну, дальше и рассказывать нечего, радость и веселье в королевстве царили. Времени не теряли, сыграли пышную свадьбу. Король слугу богато наградил за храбрость да верную службу. Слуга чародею подмигнул, монетами позвенел и довольный восвояси отправился.
А чародею король сказал:
— Бери что хочешь, хоть полцарства себе возьми. Но чародей только головой покачал:
— Нет, король, на что мне полцарства. Есть у меня мой домик, есть книга. Весь свой век я ее читал, а теперь довелось увидеть, как сбылось написанное. Пойду еще почитаю — может, и еще что-нибудь сбудется.
Поклонился королю и молодой его жене и ушел. Говорят, и по сию пору ту книгу читает, букву за буквой, слово за словом, лист за листом.