Как кот с мышкой домовничали
Познакомился кот с мышкой, и столько пел ей про свою любовь, что та согласилась пойти к нему в хозяйки, вместе домовничать.
Как только мышь пришла к коту, в дом, кот давай ее учить уму-разуму: как жить, чтобы в доме всегда мир да лад царили. Поговорил кот о том, о сем, а под конец сказал:
— Коли с голоду помирать не хотим — надо на зиму пищей запасаться. Ты, мышка, лучше из дому не выходи: того и гляди — в ловушку попадешься или другая какая беда стрясется. Я-то все ходы да выходы знаю, мне никакие пути не заказаны.
Как сказал, так и сделал. Сам на базар пошел, а мышку дома оставил. Приволок кот с базара горшок сала и говорит хозяйке:
— Вот раздобыл доброго сальца. Но где его до зимы хранить?
Ломали они голову, ломали: где хранить, не знают. Кот вдруг и говорит радостно:
— Знаю укромное местечко. Там горшок в сохранности будет.
— Где же это? — спрашивает мышь.
— В церкви, — отвечает кот, — и знаешь, где? Под алтарем. Туда и сам черт сунуться не посмеет.
Запаслись они, значит, салом на зиму. Но немного погодя так кота на сальце потянуло, что сказал он мышке:
— Знаешь, сестрица, что я тебе скажу? Моей родственнице бог деток послал, меня в кумовья зовут. Один сыночек рыжий в белую крапинку, его-то мне и крестить. Ты ведь не рассердишься, если тебя дома одну оставлю?
— Ступай себе, — говорит мышь, — да в веселье-то про меня не забывай.
Все, что кот сказал про крестины, — одно вранье было. Никакой родственницы у него не было, и никто его в кумовья не звал. А пошел он прямиком в церковь, подобрался к горшку и давай сало лизать, покуда верхний слой не слизал. Потом пошел шататься по крышам да шнырять по всем углам. А надоело шнырять — разлегся на земле, брюхо на солнышке греет.
Выспался всласть и поздно вечером вернулся домой. Мышка выбежала навстречу и ласково спрашивает:
— Вернулся? Видно, повеселился вволю? Как же нарекли крестника-то?
— Сверхолиз, — ответил кот, а сам невеселый какой-то.
— Сверхо-лиз? — повторяет мышь. — Вот так имя! Это такие в твоей родне имена водятся?
— Что тут удивительного? — отвечает кот. — Имя как имя. Не пойму, что тебе не нравится? Разве оно хуже, чем, к примеру, «Кроховор», а ведь среди твоей родни многие так зовутся.
Вскоре кота снова на сальце потянуло. Он сказал:
— Придется тебе, мышка, опять одной дома побыть: вчера поздно вечером меня снова на крестины позвали. И коли не врут, то у младенца шейка полосатенькая. Как же отказаться?
И на этот раз отпустила кота добрая мышка. А он напрямик в церковь, приложился к горшку да и опустошил его наполовину.
Ест кот да похваливает: «Вот вкусно-то!» И вернулся вечером домой очень довольный.
— Ну, как нынче крестника нарекли? — спросила мышка, когда кот еле-еле приплелся домой.
— Полулиз, — ответил кот и полез на печь.
— Полу-лиз? По-лу-лиз? — удивилась мышь. — Никогда такого имени не слыхивала. Готова об заклад биться, что и в календаре такого не найдешь.
Вскоре кота опять жадность обуяла. Он и говорит:
— Бог троицу любит. Меня снова в кумовья кличут. А послушай, какая у моей родственницы радость: дитя-то сплошь черненькое, одни лапки белые. Старые коты говорят, что слыхивали про такие чудеса, а видать — не видывали. Ну скажи сама, смею ли отказываться?
— Все бы ладно, — говорит мышь, — не будь таких диковинных имен: Сверхолиз… Полулиз… Тут дело неладно…
— Чего ты огорчаешься? — ухмыляется кот. — В рай-то не за имя берут… Не выходишь ты на воздух мозги освежать, вот и стала у тебя голова вроде дурная. Только и знаешь, что по пустякам расстраиваться.
Ушел кот. А мышь занялась уборкой да прочей домашней возней. Кот же и на этот раз пошел прямо в церковь. Принялся за сало и трудился в поте лица, пока весь горшок не опорожнил.
— Ну, все теперь! — сказал он, облизал дно и, толстый, как колода, потащился прочь из церкви. Только к полуночи кот домой приплелся.
— А этого крестника как нарекли? — спросила мышка, едва кот переволокся через порог.
— Ты нынче еще пуще удивишься, — сказал кот, — потому что имя ему дали Пустолиз.
— Как? Пустолиз? — застонала мышь. — Ну, что это за имя? Нет, тут дело нечисто…
Покачала мышь озабоченно головой и забралась в свою норку.
С той поры залег кот на печи, и никто его больше в кумовья не звал.
Пришла зима, пищу стало трудно добывать. Мышь вспомнила про сало и говорит коту:
— Пойдем-ка, котик, в церковь за салом. Небось, вкусным оно нам нынче покажется.
— И как еще! — буркнул кот, — лизнешь — язык так и прилипнет, как к железу в мороз.
Пошли они вдвоем в церковь, мышь впереди, кот за ней. Горшок нашли, да он — пустой.
— Ах ты, горе какое, — заплакала мышь. — Вот они, твои грехи-то и раскрылись; вижу теперь, какой ты мне друг: сам все слопал, на крестины ходючи… Сперва верх слизал, потом половину, а под конец и совсем опорож…
— Молчать, — закричал кот, — еще слово — и проглочу тебя живьем.
Но не могла мышь умолкнуть, не договорив слова. И — только произнесла она это слово — кот цап ее! и слопал.