Как горняк променял рай на шахту
Ровно полвека трудился старый шахтер в своей шахте. В шахту спускался, когда еще темно было, из шахты поднимался, когда уже темно становилось. Так день за днем, год за годом… Вот и смерть за ним пришла.
— Идем, — говорит, — пора!
«Хорошо! — думает шахтер. — Наконец-то отдохну!»
И не стал со смертью спорить. Быстренько собрался, взял свою трубочку, кисет с табаком и пустился в последнюю дальнюю дорогу.
Шагает по Млечному Пути. Кругом звезды сверкают. Да не только над головой — и с боков, и снизу светят. А Млечный Путь все в гору и в гору ведет. Иному, непривычному, может, тяжело бы показалось. Но шахтеру — что? Он каждый день по ходкам с самого дна шахты на-гора выбирался. Если все разы сложить, куда выше неба получится.
Шагал, шагал шахтер, трубочку на ходу покуривал… Так и добрался до райских ворот.
Ворота в рай крепко заперты. Но наш шахтер не заробел, постучал в них трубочкой раз, другой. Залязгали ключи, заскрипели засовы, растворились ворота.
Встретил шахтера седобородый старик — святой Петр, райский ключник. Шахтер его сразу признал.
— Пришел, значит? — спросил Петр.
— Выходит, пришел, — отвечает шахтер. — Пора и мне отоспаться под райскими яблонями. Вот и ксендз на моей панихиде говорил, что за столько лет труда заслужил я вечный покой.
Сказал так, переступил порог и очутился в райских сенях. Хотел было дальше идти, да Петр ему дорогу заступил.
— Постой, куда лезешь с трубкой? В раю курить нельзя.
— Это что ж такое делается?! — возмутился шахтер. — В шахте, всякому понятно, курить нельзя — как бы газ не взорвался. А тут с чего запрещают?
— Сам не знаю, — говорит Петр, — а только не положено.
Поворчал шахтер еще для порядку малость, потом положил трубку у дверного косяка, кисетом прикрыл и отправился в рай.
Первым делом осмотрел все кругом. Место хорошее. Все тут какое-то голубое, ровно небо в ясный день, да розовое, будто ранняя зорька. Всюду цветы цветут, груши и яблони под тяжестью плодов так и гнутся — ешь не хочу! Ну, шахтер с каждого дерева попробовал — вкусно! Потом улегся на мягком облачке, поспал как следует.
Встал, погулял. Снова яблоко съел, грушей закусил. И опять спать улегся — делать-то нечего, от безделья почему бы не поспать!
Сколько так времени прошло, не знает наш шахтер. В вечности-то дни не считаны, часы не меряны.
И вот заскучал он. И голубое ему не в радость, и розовое опротивело. На груши да яблоки и смотреть не хочет.
А больше всего стосковались его руки по обушку, глаза — по темному штреку да блестящему угольку. И трубку отобрали, будь они все неладны!
Поскучал он еще какое-то время и отправился к Петру-ключнику.
— Эй, Петр, отвори-ка ворота! Домой, на землю хочу.
— Совсем ты спятил! — Петр ему отвечает. — Слыханное ли это дело — из рая на землю проситься. И не выдумывай!
Что ты со святым упрямцем сделаешь?.. Не пускает, да и все! Плюнул шахтер с досады, отошел в сторонку.
Только не таков он был, чтобы так просто от своего отступиться. Открывает же когда-нибудь Петр ворота! Сторожил, сторожил и дождался.
Решил святой Петр петли на райских воротах смазать, а то что-то слишком громко скрипеть стали, райскую тишину нарушают. Распахнул он ворота, тут наш шахтер и выскочил из рая.
Петр ему кричит:
— Вернись, пока не поздно! Потом не пущу.
— Мне и не надо! — шахтер отвечает. — Мне в шахту охота.
— Ну, если так, будешь сидеть в своей шахте до скончания веков! Ни тебе на землю, ни тебе на небеса!
— Да уж лучше, чем в вашем раю. В шахте штреки да забои, в один сходишь, в другой… Крепеж проверишь, угольный пласт разведаешь. Все при деле..
Повернулся и пошел. Тут что-то шмякнуло его по затылку, а потом по уху стукнуло. Это святой Петр-ключник ему вслед с досады запустил кисет и трубочку.
— Смотри-ка, — обрадовался шахтер, — ведь чуть не забыл. Правда, в шахте курить не придется, так хоть пустую пососешь.
С тех пор живет старый шахтер в шахте. Бродит по заброшенным штрекам, смотрит — не просочился ли где газ, а перед обвалом сыплет мелкую породу, чтобы шахтеры услышали и вовремя ушли из забоя. Если разыщет новый богатый пласт, старается навести на него горняков.
А вот увидеть его редко кому удается. Не любит он людям показываться.