Илья Муромец и Соловей-разбойник

Скачет Илья Муромец во всю конскую прыть. Бурушка-Косматушка с горы на гору перескакивает, реки-озера перепрыгивает, холмы перелетает. Доскакали они до Брянских лесов, дальше Бурушке скакать нельзя: разлеглись болота зыбучие, конь по брюхо в воде тонет. Соскочил Илья с коня. Он левой рукой Бурушку поддерживает, а правой рукой дубы с корнем рвет, настилает через болото настилы дубовые. Тридцать верст Илья гати настелил, — до сих пор по ней люди добрые ездят. Так дошел Илья до речки Смородиной. Течет река широкая, бурливая, с камня на камень перекатывается. Заржал Бурушка, взвился выше темного леса и одним скачком перепрыгнул реку. Сидит за рекой Соловей-разбойник на трех дубах, на девяти суках. Мимо тех дубов ни сокол не пролетит, ни зверь не пробежит, ни гад не проползет. Все боятся Соловья-разбойника, никому умирать не хочется. Услыхал Соловей конский скок, привстал на дубах, закричал страшным голосом: — Что за невежа проезжает тут, мимо моих заповедных дубов? Спать не дает Соловью-разбойнику! Да как засвищет он по-соловьиному, зарычит по-звериному, зашипит по-змеиному, так вся земля дрогнула, столетние дубы покачнулись, цветы осыпались, трава полегла. Бурушка-Косматушка на колени упал. А Илья в седле сидит, не шевельнется, русые кудри на голове не дрогнут. Взял он плетку Шелковую, ударил коня по крутым бокам: — Травяной ты мешок, не богатырский конь! Не слыхал ты разве писку птичьего, шипу гадючьего?! Вставай на ноги, подвези меня ближе к Соловьиному гнезду, не то волкам тебя брошу на съедение! Тут вскочил Бурушка на ноги, подскакал к Соловьиному гнезду. Удивился Соловей-разбойник, из гнезда высунулся. А Илья, минуточки не мешкая, натянул тугой лук, спустил каленую стрелу, небольшую стрелу, весом в целый пуд. Взвыла тетива, полетела стрела, угодила Соловью в правый глаз, вылетела через левое ухо. Покатился Соловей из гнезда, словно овсяный сноп. Подхватил его Илья на руки, связал крепко ремнями сыромятными, подвязал к левому стремени. Глядит Соловей на Илью, слово вымолвить боится. — Что глядишь на меня, разбойник, или русских богатырей не видывал? — Ох, попал я в крепкие руки, видно, не бывать мне больше на волюшке. Поскакал Илья дальше по прямой дороге и наскакал на подворье Соловья-разбойника. У него двор на семи верстах, на семи столбах, у него вокруг железный тын, на каждой тычинке по маковке голова богатыря убитого. А на дворе стоят палаты белокаменные, как жар горят крылечки золоченые. Увидала дочка Соловья богатырского коня, закричала на весь двор: — Едет, едет наш батюшка Соловей Рахманович, везет у стремени мужичишку-деревенщину! Выглянула в окно жена Соловья-разбойника, руками всплеснула: — Что ты говоришь, неразумная! Это едет мужик-деревенщина и у стремени везет вашего батюшку — Соловья Рахмановича! Выбежала старшая дочка Соловья — Пелька — во двор, ухватила доску железную весом в девяносто пудов и метнула ее в Илью Муромца. Но Илья ловок да увертлив был, отмахнул доску богатырской рукой, полетела доска обратно, попала в Пельку, убила ее до смерти. Бросилась жена Соловья Илье в ноги: — Ты возьми у нас, богатырь, серебра, золота, бесценного жемчуга, сколько может увезти твой богатырский конь, отпусти только нашего батюшку, Соловья Рахмановича! Говорит ей Илья в ответ: — Мне подарков неправедных не надобно. Они добыты слезами детскими, они политы кровью русскою, нажиты нуждой крестьянскою! Как в руках разбойник — он всегда тебе друг, а отпустишь — снова с ним наплачешься. Я свезу Соловья в Киев-град, там на квас пропью, на калачи проем! Повернул Илья коня и поскакал к Киеву. Приумолк Соловей, не шелохнется. Едет Илья по Киеву, подъезжает к палатам княжеским. Привязал он коня к столбику точеному, оставил с конем Соловья-разбойника, а сам пошел в светлую горницу. Там у князя Владимира пир идет, за столами сидят богатыри русские. Вошел Илья, поклонился, стал у порога: — Здравствуй, князь Владимир с княгиней Апраксией, принимаешь ли к себе заезжего молодца? Спрашивает его Владимир Красное Солнышко: — Ты откуда, добрый молодец, как тебя зовут? Какого роду-племени? — Зовут меня Ильей. Я из-под Мурома. Крестьянский сын из села Карачарова. Ехал я из Чернигова дорогой прямоезжей. Тут как вскочит из-за стола Алеша Попович: — Князь Владимир, ласковое наше солнышко, в глаза мужик над тобой насмехается, завирается. Нельзя ехать дорогой прямой из Чернигова. Там уж тридцать лет сидит Соловей-разбойник, не пропускает ни конного, ни пешего. Гони, князь, нахала-деревенщину из дворца долой! Не взглянул Илья на Алешку Поповича, поклонился князю
Владимиру: — Я привез тебе, князь. Соловья-разбойника, он на твоем дворе, у коня моего привязан. Ты не хочешь ли поглядеть на него? Повскакали тут с мест князь с княгинею и все богатыри, поспешили за Ильей на княжеский двор. Подбежали к Бурушке-Косматушке. А разбойник висит у стремени, травяным мешком висит, по рукам-ногам ремнями связан. Левым глазом он глядит на Киев и на князя Владимира. Говорит ему князь Владимир: — Ну-ка, засвищи по-соловьиному, зарычи по-звериному. Не глядит на него Соловей-разбойник, не слушает: — Не ты меня с бою брал, не тебе мне приказывать. Просит тогда Владимир-князь Илью Муромца: — Прикажи ты ему, Илья Иванович. — Хорошо, только ты на меня, князь не гневайся, а закрою я тебя с княгинею полами моего кафтана крестьянского, а то как бы беды не было! А ты. Соловей Рахманович, делай, что тебе приказано! — Не могу я свистать, у меня во рту запеклось. — Дайте Соловью чару сладкого вина в полтора ведра, да другую пива горького, да третью меду хмельного, закусить дайте калачом крупитчатым, тогда он засвищет, потешит нас… Напоили Соловья, накормили; приготовился Соловей свистать. Ты смотри. Соловей, — говорит Илья, — ты не смей свистать во весь голос, а свистни ты полусвистом, зарычи полурыком, а то будет худо тебе. Не послушал Соловей наказа Ильи Муромца, захотел он разорить Киев-град, захотел убить князя с княгиней, всех русских богатырей. Засвистел он во весь соловьиный свист, заревел во всю мочь, зашипел во весь змеиный шип. Что тут сделалось! Маковки на теремах покривились, крылечки от стен отвалились, стекла в горницах полопались, разбежались кони из конюшен, все богатыри на землю упали, на четвереньках по двору расползлись. Сам князь Владимир еле живой стоит, шатается, у Ильи под кафтаном прячется. Рассердился Илья на разбойника: Я велел тебе князя с княгиней потешить, а ты сколько бед натворил! Ну, теперь я с тобой за все рассчитаюсь! Полно тебе слезить отцов-матерей, полно вдовить молодушек, сиротить детей, полно разбойничать! Взял Илья саблю острую, отрубил Соловью голову. Тут и конец Соловью настал. — Спасибо тебе, Илья Муромец,-говорит Владимир-князь.- Оставайся в моей дружине, будешь старшим богатырем, над другими богатырями начальником. И живи ты у нас в Киеве, век живи, отныне и до смерти. И пошли они пир пировать. Князь Владимир посадил Илью около себя, около себя против княгинюшки. Алеше Поповичу обидно стало; схватил Алеша со стола булатный нож и метнул его в Илью Муромца. На лету поймал Илья острый нож и воткнул его в дубовый стол. На Алешу он и глазом не взглянул. Подошел к Илье вежливый Добрынюшка: — Славный богатырь, Илья Иванович, будешь ты у нас в дружине старшим. Ты возьми меня и Алешу Поповича в товарищи. Будешь ты у нас за старшего, а я и Алеша за младшеньких. Тут Алеша распалился, на ноги вскочил: — Ты в уме ли, Добрынюшка? Сам ты роду боярского, я из старого роду поповского, а его никто не знает, не ведает, принесло его невесть откудова, а чудит у нас в Киеве, хвастает. Был тут славный богатырь Самсон Самойлович. Подошел он к Илье и говорит ему: — Ты, Илья Иванович, на Алешу не гневайся, роду он поповского хвастливого, лучше всех бранится, лучше хвастает. Тут Алеша криком закричал: — Да что же это делается? Кого русские богатыри старшим выбрали? Деревенщину лесную неумытую! Тут Самсон Самойлович слово вымолвил: — Много ты шумишь, Алешенька, и неумные речи говоришь,- деревенским людом Русь кормится. Да и не по роду-племени слава идет, а по богатырским делам да подвигам. За дела и слава Илюшеньке! А Алеша, как щенок, на тура гавкает: — Много ли он славы добудет, на веселых пирах меды попиваючи! Не стерпел Илья, вскочил на ноги: — Верное слово молвил поповский сын — не годится богатырю на пиру сидеть, живот растить. Отпусти меня, князь, в широкие степи поглядеть, не рыщет ли враг по родной Руси, не залегли ли где разбойники. И вышел Илья из гридни вон.